REMBRANDT. Magnum opus

«Уже с первых лет академической учебы, очень рано предопределились характерные особенности моего письма, которые я в дальнейшем развивал и совершенствовал. В этом очень наглядно убеждает сравнение моих ранних пейзажных этюдов с работами последующих лет.
Стремление к четкой прорисованности деталей, к выразительному рисунку, умение разобраться в мельчайших подробностях, выраженное в пристально разработанном узорчатом сплетении ветвей и листьев на переднем плане, в тонком кружеве теней и солнечных бликов, в отчетливой передаче чуть колеблемой ветром глади воды, — эти отличительные качества моих работ выделяли их из общей массы псевдоимпрессионистических полотен, авторы которых неумеренно увлекались широтою мазка и крайностями живописной техники. Естественно, что, будучи еще неопытным и малоискушенным мастером, я не мог не испытать влияния ряда крупнейших художников, чье творчество было мне близким. В основном это были русские живописцы, к творчеству которых я и сейчас питаю больше пристрастия и личной склонности, чем ко многим очень высоко ценимым мною старым мастерам мирового искусства, все величие которых мне открылось уже в годы заграничных командировок. Считаю нужным отметить мое увлечение Рембрандтом в ранние академические годы, влияние которого сказалось в моем автопортрете (1904)».
И. И. Бродский. Мой творческий путь.

Исаак Израилевич Бродский (1884—1939)
Автопортрет
1904
Картон, масло
Научно-исследовательский музей при Российской академии художеств

Музей Академии художеств начинает цикл выставок о любимых художниках Исаака Израилевича Бродского, оказавших значительное влияние на развитие его таланта. Первая экспозиция, предлагаемая вниманию зрителей, посвящена великому голландскому живописцу, рисовальщику и офортисту XVII столетия Рембрандту Харменсу ван Рейну (1606–1669).
И. И. Бродский неоднократно называл имя Рембрандта среди самых великих художников прошлого. Впервые познакомившись с его работами в Эрмитаже и Академии художеств, он затем восхищался картинами мэтра в музеях Вены, Лондона, Берлина. Исаак Израилевич говорил про эти полотна: «Вот шедевры, которые будут вечно жить…» Стремясь быть похожим на своего кумира, Бродский даже какое-то время носил бархатную черную широкую кепку в виде берета, словно заимствованную с автопортретов Рембрандта. Это увлечение великим мастером отразилось и в собственном портрете Бродского, написанном в 1904 году.
Чему Бродский мог научиться у Рембрандта? Не просто точности передачи человеческих черт, обязательной для каждого подлинного портретиста. Не только вниманию к детали, способности заставить ее «говорить». Рембрандт, создавший жанр «портрета-биографии», умел проникать в потаенные глубины человеческой души. Он обладал способностью сотворить образ, соединявший внешнее и внутреннее. Думается, в лучших своих портретах Бродский, вдохновляясь творчеством Рембрандта, смог почувствовать радость достижения этой большой цели.

Портреты для Рембрандта — это всегда поиск глубинного, а не внешнего человека, раскрытие его характера, основных черт личности. Даже используя в характеристике образа элементы театрализации, художник никогда не забывает о сложном внутреннем мире модели. Недаром лучшие работы мастера в этом жанре, особенно портреты стариков, называют «портретами-биографиями».

Автопортрет был излюбленным жанром Рембрандта: за всю жизнь он создал примерно 80 собственных портретов, третья часть которых приходится на гравюру. Ни один автопортретный образ не похож на другой, художник словно постоянно исследует себя, изменяя настроение, костюм, декорации.

Фигура благообразного старца, погруженного в размышления, типична для раннего творчества Рембрандта. Этот сюжет, очевидно, связан с атмосферой его родного Лейдена — города, славившегося своим университетом. Рембрандт вносит в, казалось бы, чисто интеллектуальную тему несомненное религиозное звучание. Его мудрецы часто рассматриваются как образы ветхозаветных пророков или христианских святых, а свет, льющийся из окна — как символ Слова Божьего.

Образы нищих Рембрандта могут шокировать своей беспощадной откровенностью в изображении чужого горя. Кажется, что художник с полным бесстрастием описывает лица, руки, одежду и утварь несчастных, делая их предметом чисто художественного «пиршества». Однако вскоре зритель неумолимо проникается по крайней мере двумя чувствами: сопереживания к этим людям с горестной судьбой и восхищения их стойкостью перед невзгодами. Нет сомнения, что эти эмоции испытывал и сам Рембрандт.