Выставка посвящена образу войны, ее осмыслению и переживанию в творчестве студентов и выпускников Академии художеств послевоенных десятилетий.
В первые послевоенные годы тема Великой Отечественной войны была одной из центральных в академических работах. Дипломанты, вернувшиеся с фронта и из эвакуации, стремились запечатлеть события, участниками которых были они сами, их близкие и учителя. Но уже с конца 1940-х годов в восприятии Великой Отечественной войны смещаются акценты. На смену теме военных подвигов советского народа приходит стремление запечатлеть мирную жизнь, ради возвращения к которой шли на фронт и работали в тылу. Восстановление разрушенных городов, заводские и колхозные будни, семейный быт, портреты героев труда и рядовых тружеников — все это станет сюжетами академического искусства 1950–1960-х годов.
Со второй половины 1960-х снова проявляется интерес к отражению военных событий, художники чаще обращаются к памяти о подвиге советского народа в годы Великой Отечественной войны. Так, в 1960–1970-е годы под руководством фронтовика Е. Е. Моисеенко будет написано 36 дипломов, посвященных Великой Отечественной войне, среди них «Ленинград. 1942» В. М. Васильева и «Победа» О. Г. Пономаренко.
Михаил Руфимович Габе (1917–1984) — В. А. Гиппиус
15 октября 1941 года, Ленинград
Нас, пожарных Академии, лишили всяких забот о пропитании, у нас отобрали карточки, и мы живем, как в доме отдыха. Встаем к завтраку, идем к обеду и к ужину в определенное время, а в остальное, если нет тревог, занимаемся каждый своим делом. Да вот сейчас меня вызвал Толя Матер — он у нас политрук, и назначил меня на ночное дежурство на вышке. Позавчера я во время такого дежурства познакомился с действием фугасной бомбы, к счастью, остался цел, но стекла вылетели, вообще обошлось без жертв. Верочка! Вы просите рассказать Вам про Ленинград, то скажу Вам, что он остался совсем такой же, какой и был, только настороженный. Даже в Филармонии в зале стоят ящики с песком.
Академия пока стоит на месте, хотя иногда и трясется…
Анна Петровна Остроумова-Лебедева (1871–1955). Дневник
5 апреля 1942 года
На наш двор, около угла нашего домика, упала осколочная бомба, разорвалась, исковеркала стену дома и вышибла во всех квартирах оконные стекла. Было – 10° мороза, и надо было как-нибудь устраиваться на ночь. Но не прошло и десяти минут, бомбежка еще продолжалась, как со всех сторон послышались звуки молотков, забивающих чем попало зияющие отверстия во всех окнах. Этот невинный, но настойчивый звук молотков произвел на меня какое-то ободряющее впечатление. Как люди борются за жизнь! И как они настойчивы, и упорны, и бодры. Ведь завтра может быть тоже самое — бомбежка, и опять бьющиеся стекла…
Заколачивали окна всем, чем могли, только не стеклами.
Люди хотят жить!
Владимир Михайлович Конашевич (1888–1963)
Из автобиографических записок
Начало мая 1942 года
В разное время дня — то по утрам, то к вечеру — артиллерийский обстрел города, иногда очень ожесточенный. Или налеты. Тогда — грохот зениток. Страшно жить.
Не потому, что страшно умереть каждую минуту.
А сама жизнь страшна, невыносима, невозможна…
Конец октября 1942 года
Вступаем во вторую военную зиму. Откуда-то уверенность — тайная, внутренняя, — что она, эта зима, не будет, не может быть такой страшной, как прошлая. Лучше, чем в прошлом году в это
время, с продовольствием, есть немного дров…
Немножко дров, слегка кормят — и уже поднял голову человек!
Весна 1943 года
Частые бешеные обстрелы города, постоянные налеты, тревоги и днем, и ночью. Не передать словами ужаса. Насколько спокойнее (если только это слово как-нибудь сюда подходит!) я переносил все это прошлой весной. Сейчас, кажется, напряжение дошло до последнего предела. После жуткой ночи, только что пережитой, нужно бы чуть отдохнуть, хоть немного прийти в себя, а ее сменяет такой же напряженный,
беспокойный день, за ним опять жуткая, страшная ночь!